Три лекции по введению в
социологию культуры.
Участники:
Марача В.Г. (лектор);
Котельников С.И. (преподаватель курса
“Социокультурные технологии”);
Васильева Т.Б., Гиенко В.В.,
Дацковский М.Д., Елисеева Л.В., Завьялов А.В., Кабирова Л.Р., Реут Г.Д., Сергеев
О.С.
(студенты).
18 мая 1997 г. Лекция N 1.
Социология культуры в контексте специализации
“социокультурная политика” и в структуре культурологического знания.
Краткое
содержание:
·
Самоопределение
по отношению к культурологическому знанию
и культурным авторитетам и самоопределение по отношению к
социокультурной политике как деятельности.
·
Структура
культурологического знания в университетском преподавании и по отношению к
возможным областям исследования. Место социологии культуры как учебной и
исследовательской дисциплины.
·
Социокультурная
политика и проблема общественных изменений. Развитие культурологического и теоретико-деятельностного взгляда на проблему, их столкновение и соотношение компетенций.
“Социальный организм” и “машины деятельности” как концепты социокультурной
реальности и регулятивы воздействия.
·
Представления
об акте деятельности. Стратегия
“собирания из кубиков” как идея “обыскусствления”
деятельности. Аналогия и различие социального и биологического организмов. “Внутренний смысл” и ограничения на
взаимодействие с социальным организмом.
Марача: Вначале - формальная
характеристика изучаемой дисциплины.
В нашем учебном плане три основных цикла дисциплин:
общеобразовательный, культурологический и специальный. Социология культуры
принадлежит к культурологическому циклу.
Вчера на установочном докладе рисовалась схема. Я ее буду
использовать, но не как представление об образовании, а буду употреблять как
деятельностную схему для собственной и для вашей организации.
Позиция преподавателя (то есть моя) должна иметь отношение как
минимум к двум реальностям:
1.
Реальность знания (уже имеющегося),
представленного в исследованиях, монографиях и в университетском преподавании.
Это знание, освященное авторитетом культурной традиции, закрепленное в текстах
и передаваемое посредством преподавания.
2.
Реальность практической
деятельности
и практических ситуаций, которые пока помечены как культурная политика. За этим
словосочетанием подразумевается целый круг реальностей, но содержательно оно
еще не наполнено.
Преподаватель находится в “растяжке” между знанием и
деятельностью, для которой это знание служит и из опыта которой оно выделено. В
данном случае знания выделены из опыта не только культурной политики, но и
других деятельностей (схема 1).
Де Зн
Преподаватель должен
выстроить отношение к знаниям и к деятельности.
Чтобы выстроить свое
отношение к имеющемуся культурологическому знанию, я изображу структуру знания,
как оно представлено в университетском преподавании культурологических
дисциплин, в виде блок-схемы. А себя с социологией культуры я должен буду
поместить в один из блоков и, тем самым, определить место социологии культуры
среди культурологических дисциплин.
Блоки структуры
культурологического знания (схема 2):
1. Философско-теоретико-методологический блок.
а) теория культуры;
б) философия культуры.
Эти дисциплины различаются точкой зрения. Теория культуры
получается с точки зрения научного исследования, а философия культуры
появляется с философской точки зрения (философского созерцания). По идее должен
быть еще и
в) методологический блок. Методология в традиционном смысле
связывает философию и научное исследование, то есть в данном случае выступает в
функции методологии культурологического
исследования. С другой стороны, методология должна выступать еще и как практическая методология, или
методология деятельности. Тогда функция методологического блока состоит в том,
чтобы связывать культурологическое знание с деятельностью. В нашем случае
практическая сторона методологии состоит в том, чтобы способствовать
использованию культурологического знания для культурной политики, то есть
обеспечивать прикладность знания.
2. Блок дисциплин, которые носят общее название "морфология и
динамика культуры". По схеме верхний блок -
наиболее абстрактные дисциплины, а нижний блок - это дисциплины, наиболее
приближенные к конкретному материалу. Морфология - изучение материала культурных явлений, его
структуры. Слово "динамика" выражает тот смысл, что материал
культурных явлений мы предполагаем изменчивым. В этом блоке находятся
дисциплины, которые изучают культуру:
а) по отраслям: правовая
культура, политическая культура, культура власти и так далее;
б) имеет смысл разбивать культуру по исторической периодизации или формационности (например,
очевидно, что культуру первобытного общества надо изучать не так, как более
развитого);
в) по существенным региональным
различиям: китайская культура, европейская культура, культура индейцев и
так далее.
В современных теориях иногда региональные культуры объявляют
самостоятельными целостностями. Выделяют культуру Востока, Европы, Латинской
Америки и так далее. Могут использоваться и другие основания для деления
морфологии и динамики культуры. Например, по типу социальных групп (культура молодежи, культура маргиналов,
культура меньшинств), по половым
различиям (гендерное деление), по профессиональным
различиям и так далее.
Откуда берутся все эти различения? Непосредственно глядя на
материал, мы этого увидеть не можем. Из материала их не возьмешь. Можно
пытаться вывести эти понятия дедуктивно из теории и из философии. Гегель,
например, пытался из абсолютного духа и из понятия бытия вывести все понятия,
которые только могут быть. Но в современной постмодернистской
ситуации, когда есть очень много культурных различий, чисто дедуктивный
путь оказался непродуктивным. Поэтому в двадцатом веке интенсивно развивается
3. Блок дисциплин среднего уровня. Они не чисто теоретические,
не оторваны от материала в предельные абстракции, но и не погружены в материал
полностью. Одна из таких дисциплин -
а) История культуры. С одной стороны, она, в виде ряда частных историй, погружается в материал (история
Средневековья, Античности и т.д.), с другой стороны, история культуры,
понимаемая как всеобщая история,
выясняет общие принципы, понятия и закономерности истории культуры. То есть
соотносится не только с материалом, но и с теорией, философией, методологией.
б) Семиотика. Она занимается
семиозисом культуры, то есть областью культурно значимых явлений, связанных
со знаками, символами, схемами и подобными реальностями.
Вчера обсуждали Бурдье, касаясь семиотики.
Семиотика, с одной стороны, приближена к материалу, так как
конкретную семиотику можно вытащить только из конкретной области. Например,
семиотика первобытного общества изучает, как первобытные люди начали рисовать
наскальные изображения, как при этом у них формировалась структура мышления,
как это связано с ритуалами и многое другое. С другой стороны, семиотика как
дисциплина привязана к общетеоретическим и философским постулатам.
в) Культурная семантика. Она занимается выявлением семантических (смысловых) реальностей
культуры. Например, когда пытались выяснить, нужно ли сохранять в Москве
памятник Петру Первому, в качестве аргументов приводили рассуждение из области
культурной семантики: говорили, что в Москве и так слишком много вертикалей, а
вертикаль - это архитектурный символ, который несет весьма определенный
культурный смысл. В рассуждении была связка семиотики и семантики. Потом
приводили теоретическое рассуждение о том, что символ с таким-то смыслом должен
стоять в таком-то месте, после чего делалась привязка к материалу...
Итак, дисциплины среднего уровня - это ряд дисциплин, которые
имеют в виду общетеоретические, философские и методологические принципы,
развивая их не абстрактно, а в применении к конкретной области морфологии и
динамики. К этому же ряду относится и
г) социология культуры.
Таким образом, я закончил выстраивание своего отношения к
культурологическому знанию, поместив себя в определенную структуру целого.
Теперь для нас социология культуры уже не изолированная дисциплина, а
дисциплина, помещенная в структуру целого. Что накладывает на нее ряд
требований.
Теперь, если следовать логике схемы 1, я должен выстроить
отношение к деятельности под названием "Культурная политика", имея в
виду, что она еще жестко не определена.
Я начинаю рассуждать с вопроса: откуда у меня взялся сам принцип
соотношения знания и деятельности? И отвечаю, что этот принцип взят из
традиции Московского методологического кружка, а конкретно - из серии
разработок, носящих общее название "теория деятельности".
Нарисую два круга - с одной стороны, культурологические дисциплины,
а с другой стороны - теория деятельности (схема 3).
Рисуя схему, я осознаю, что сопричастен этим разработкам, так как
был воспитан в этой традиции, и когда заходит речь о прикладности и
выстраивании отношения к практической деятельности, я решаю этот вопрос в
первую очередь теоретико-деятельностно: я рисую схемы (как сейчас, примерно) и
выделываю с их помощью всякие хитрые штуки, например, используя
теоретико-деятельностные принципы, строю
деятельность по схемам и т.п.
Между этими группами разработок (культурологией и теорией
деятельности) имеется отношение - это конкретный диалог между конкретными
людьми. Диалог, который происходил между культурологами и методологами,
вышедшими из теоретико-деятельностных разработок, как раз и привел к появлению
идеи специализации "федеральная и региональная культурная политика".
В области культурных явлений этот диалог предметно свелся к
проблеме описания общественных изменений и вопросу о том, чем и как они
регулируются.
Если методологи вступили в диалог с культурологами, значит, они
имели интерес к культурным явлениям, хотели с этими явлениями что-то делать, а,
следовательно, покушались на вотчину культурологов (на схеме 3 я рисую
стрелочку, идущую от теории деятельности через область традиционных занятий
культурологов и очерчивающую в культурных явлениях некую рамку).
В чем состоит специфика теоретико-деятельностного отношения к
культурным явлениям? В том, что методологов в плане культурных явлений
интересует проблематика общественных изменений и социального управления.
То есть методологи имеют дело с общественными изменениями, в том числе
культурно значимыми (в этом смысле они относятся к области культурных явлений,
описываемых морфологией и динамикой культуры на конкретном материале). При этом
методологов интересует не описание этих общественных изменений, а способы,
позволяющие их вызывать, провоцировать, ими управлять. Такой подход мы будем
называть искусственно-техническим
отношением к общественным изменениям.
Культурологи тоже интересуются общественными изменениями.
Культурология подходит к общественным изменениям с точки зрения социальной
регуляции. Вроде бы я записал почти синонимы: социальное управление и социальная
регуляция.
Елисеева: Кружочки
"культурология" и "теория деятельности" на схеме 3 положены
как области знания?
Марача: Нет. Это организационная схема, а кружочки я
назвал бы областями компетенции. Двое
договариваются, какими явлениями каждый из них будет заниматься. Некоторые
культурные явления попадают в зону компетенции и тех, и других. И они
взаимодействуют по поводу общего предмета. Я пришел к Андрею Яковлевичу Флиеру
и стал у него спрашивать: вот Вы читаете теорию культуры, ведете исследования
по истории европейской цивилизации, а как Вы смотрите на общественные
изменения?
Он отвечает: мы смотрим эволюционистски,
но с другой стороны имеем в виду еще социальную
регуляцию, вот поговорите с Эльной Александровной Орловой, она книжку
написала. Я поговорил, они у меня с интересом что-то спросили. В результате
такого междисциплинарного диалога складывается рамочное видение общего предмета: и те, и другие смотрят на
культурные явления, выделяют в них общественные изменения и говорят о
социальном управлении или социальной регуляции[1].
Елисеева: Я поняла, что кружочки - это
области компетенции данных позиционеров. А социальное управление и социальная
регуляция - тоже области компетенции, или что-то другое?
Марача: Нет, социальное управление и
социальная регуляция - это рамки, или
контексты, которые возникают у
позиционеров, когда они входят в общую для них область компетенции. Содержание
этой общей области составляет проблематика культурно значимых общественных
изменений.
Елисеева: В таком случае нельзя ли эту
общую область компетенции также обозначить на схеме, раз это у нас схема
областей компетенции? Это, наверное, будет еще один большой кружочек? Иначе
получается, что рамки рядоположены с областями компетенции, и непонятно, в
каком пространстве такое может быть.
Марача: Такое может быть и это даже
можно изобразить: области компетенции перекрываются, и в зоне пересечения
происходит взаимодействие. Это взаимодействие приводит к выделению области,
которая входит в компетенцию тех и других, и по поводу получившейся зоны совместной компетенции одни и
другие выставляют некоторые рамки.
Елисеева: То есть сначала области
компетенции были разные, потом они расширялись, расширялись, и в какой-то
момент позиционеры обнаружили, что то, что они считают областью своей компетенции,
кто-то еще тоже считает своей.
Марача: Да. Можно даже употребить
термин "экспансия", так как
методология бурно расширялась, считая своей областью компетенции все больше и
больше, захватывая все новые и новые сферы деятельности. Культурологический
подход во второй половине XX века тоже бурно развивался, он стал поглощать
области компетенции, закрепленные за социологией, стал считать себя философским
подходом и так далее. То есть два “геополитических субъекта”, занятых
экспансией, столкнулись, но воевать не стали, а вступили в продуктивный диалог.
Елисеева: Было бы интересно нарисовать
эту вторую часть: культурно значимые общественные изменения и два разных
подхода (или рамки) к ним. И уже во взаимодействии между субъектами этих
подходов возникает то, что можно назвать культурной политикой.
Марача: Я к этому и веду. Я начал с
установления своего отношения к некоей практической области, помеченной как
"культурная политика". Пока в кавычках, поскольку мы ее еще
содержательно не определили. В такой ситуации есть два пути - с одной стороны,
высказать некую гипотезу, отвечающую на вопрос, что такое "культурная
политика". Я бы мог это сделать, и даже гипотезу обосновать и заставить
вас мне поверить. Но это противоречит моим практическим замыслам в отношении
проведения этой сессии. А замыслы состоят в том, чтобы реализовать рабочий
процесс, о котором вам вчера рассказывал Вадим Игоревич Малкин.
Поэтому я наложил на себя жесткий запрет рассказывать про
содержание культурной политики, и пошел в обход, определяя ее функционально - через рамки и области
компетенции. Хотя, если вы меня начнете хитро перекрестно выспрашивать, я могу
расколоться и сказать, что такое культурная политика. Но даже если это
произойдет, вы мне верить не должны, а должны считать, что это мое частное
безосновательное мнение.
А вот области компетенции двух названных подходов, в отличие от содержания
культурной политики, мы можем наблюдать в некотором роде объективно. Если
культурологи пишут статьи про социальные изменения, читают курсы и признают
данную проблематику культурно значимой, следовательно, она входит в их область
компетенции. А методологи общественными изменениями занимались не только
теоретически, но и практически: проводили игры, консультировали власти и так
далее.
Елисеева: Я хочу уточнить свой вопрос.
Если два позиционера пытаются управлять одним и тем же - социокультурными
явлениями, смотрят из своих подходов и
рамок и по-разному на них воздействуют, то мне кажется, изначальный заход был в
том, что самое главное не то, как они действуют и что делают, а как они
взаимодействуют между собой. Или важно разобраться, кто из них как подходит и
что они конкретно делают?
Марача: Я вам и рассказываю о том,
как они взаимодействуют, только я не рисую это на схеме, а рассказываю сюжетно.
Мы уже выяснили, что они занимались экспансией, столкнулись, стали выяснять,
какой шкаф они с двух противоположных сторон толкали, и, наконец, выяснили, что
этот шкаф называется "общественные изменения"...
Елисеева: А для социологии культуры
главное - то, что поверх шкафа, или
главное - как его толкать?
Марача: Сейчас дойдем. Сначала я
разберусь с пространством, а потом уже врисую туда социологию культуры.
Итак, два взаимодействующих подхода сначала занимались экспансией,
а затем столкнулись и выяснили, что предмет столкновения - область общественных
изменений. Дальше они стали семиотизировать получившуюся
ситуацию и определять рамки. И выяснили, что для одних это - социальное
управление и воздействие на общественные изменения как культурно значимые, а
для других - механизм социальной регуляции.
В каком смысле при этом идет речь о социальной регуляции?
Мне для моего самоопределения важно, что культурология смотрит на
культурные явления (или культуры) как на некие целостные организмы. Для культуролога социальная регуляция - это
нечто вроде функциональной регуляции
организма.
Елисеева: Не поддающейся его
(культуролога) влиянию?
Марача: Это зависит от претензий
культуролога и от его позиции.
Можно взять для примера медицину, которая занимается подобной
регуляцией внутри человеческого организма. Традиционная медицина реализует
подход наподобие естественнонаучного.
Сначала изучаются организмы как они есть и естественные механизмы их жизни: как оно там само по себе
происходит, какова норма и отклонения. А дальше рассматриваются
варианты воздействий на организмы по типу инженерного
действия. Дают таблетки, и внутренние процессы начинают по-другому течь...
Котельников: Ликвидируют отклонение от
нормы.
Елисеева: Все зависит от того, как
выделять целостность.
Марача: Но это в традиционной
медицине, а в нетрадиционной медицине организм рассматривается более целостно.
Для них моменты, связанные с описанием
и предписанием, то есть выяснением
сути процесса и воздействием, часто почти не разделены. В традиционной медицине
они четко разделены, так как в ней есть диагноз
как результат описания на основе симптомов,
умозаключений о причинах симптомов; затем на основе картин естественного
процесса течения болезни и известных возможностей на них повлиять выдается
предписание в виде рецепта.
В нетрадиционной медицине может не быть никакого диагноза, а есть
только воздействие на организм как на целое. Иглотерапевт ставит иглы и
спрашивает пациента, как он себя чувствует.
Наверное, и по отношению к культурным организмам-целостностям
возможны разные трактовки рамки регуляции.
Сергеев: Иглотерапевт регулировал или
управлял?
Марача: Я не знаю. Если двигаться в
этой метафоре, я думаю, что он находился в центре предмета, интересующего нас,
где различить управление и регуляцию почти нельзя.
Елисеева: Нельзя, потому что их надо
различать по отношению к общественным изменениям, а не по отношению к пациенту.
Марача: Общественный организм с
точки зрения рассмотрения изменений отличается от человеческого тем, что мы
можем входить внутрь него и действовать там, участвовать в событиях и
так далее. Врач все-таки находится извне организма или на границе.
Елисеева: Входит внутрь, но не очень
глубоко.
Котельников: Важно то, что иглотерапевт
все время спрашивает пациента, каково ему. А обычный аллопат наотрез отказывается
отвечать на любые вопросы.
Марача: И по принципу правильно
отказывается. Это и есть выражение невозможности войти вовнутрь. Сказать,
каково пациенту, может только он сам; а сказать, каково культуре, можно двумя
способами. Можно спросить у представителя данной культуры, а можно, как
Миклухо-Маклай, приехать, пожить, поработать и самому ответить.
Где-то здесь и лежит проблематика социологии культуры. Для того,
чтобы отвечать не метафорически, а более предметно на все вопросы, нужно класть
предмет.
Мы к нашему предмету (социология культуры) имеем две группы
требований:
1) чтобы он попадал в определенную ячейку структуры
культурологического знания (показывает на схему 2);
2) чтобы он выражал сюжет столкновения двух подходов (показывает
на схему 3) и отвечал на возникающие вопросы.
Елисеева: Попадал в ячейку - значит
находился на связке между чисто теоретическими и морфологическими дисциплинами?
Марача: Да. А второе - он должен
попадать в описанный сюжет с взаимодействием культурологии и теории деятельности
и как-то быть связанным с этой рамочной коллизией и обсуждаемым контекстом
(ядро, рамка, социальное управление, социальная регуляция).
Елисеева: Я не поняла. Для меня
социология культуры - как “логия” -
это область знания. Она не относится к таким деятельностным вещам, как
социальное управление и теория деятельности.
Котельников: Ну и зачем тебе знать, как
относятся друг к другу аллопат и иглотерапевт?
Елисеева: Для меня они никак не
относятся. А здесь говорится, что социология культуры входит в область, которая
относится к социальному управлению и социальной регуляции одновременно.
Марача: По первому разу социология
культуры рассматривается мною с точки зрения отношения к имеющемуся знанию. Это одна из культурологических дисциплин,
занимающая среди них определенное место (посередине между теоретическими и
морфологическими). Причем в ряду таких же дисциплин среднего уровня тоже есть
специфика социологии культуры в отличие, скажем, от семиотики и семантики. Эта
специфика задается словом "социология".
Далее, когда я рассматривал сюжет взаимодействия теории
деятельности и культурологии, я как общую область выбрал именно область культурно
значимых общественных изменений. Если бы мне была важна культурная
семантика, я выбрал бы другую область. То есть я специфику социологии
задействую еще и через выбор материала
и рамок отнесения к нему.
С другой стороны, есть проблемный контекст: сюжет соотношения рамок
социальной регуляции и социального управления. По поводу социальной регуляции я
сказал, что представление о социальной регуляции исходит из организмического
представления о культуре и принципа, что либо невозможно войти внутрь и надо
оставаться снаружи (как мы по отношению к китайцам), либо можно войти внутрь,
но при этом наложить на себя некоторые требования целостности, то есть приехать
в Китай и лет десять пожить как китаец, а не вести себя, как русский. Только
тогда, с точки зрения культурологического подхода, что-то можно понять.
А теоретико-деятельностный подход исходит из другого допущения.
Допущение состоит в том, что реальности общественных изменений, социальные
деятельности и прочее рассматриваются механизмически
и машинно; структуры социальной деятельности выстраиваются как бы из
кубиков, как агрегаты машины. Они
завязаны в структуры технологии, кооперации. Культурная значимость того или
иного сочетания кубиков приписывается ему извне. Одни комбинации кубиков
рассматриваются как культурно значимые, а другие - как незначимые или вовсе
бессмысленные. Это теоретико-деятельностный взгляд.
Тогда социальное управление понимается совсем другим способом. Мы
не воздействуем на организм, а пытаемся одни кубики вынуть, другие вставить,
или повлиять на функциональные соотношения внутри кубика. Сами кубики тоже
состоят из разнородных элементов. Один из примеров приводился вчера, когда
рассматривалась схема акта деятельности
(схема 4).
Мы рассматриваем превращение материала в продукт, и у нас есть, с
одной стороны, естественный механизм превращения первого во второй, а, с
другой стороны, - искусственно-техническое
преобразование, которое осуществляется некоторым субъектом с помощью
орудий, средств, на основе знаний, используя способности и в определенных
целях.
Соединение кубиков получается, например, когда мы соединяем такие
акты деятельности в технологическую
цепочку: продукт одного акта деятельности рассматривается или как материал, или как орудие для другого акта деятельности. Эти кирпичики могут складываться в любых
комбинациях – может изготавливаться знание, что угодно.
Более сложные структуры (типа управления)
получаются, например, когда мы цели одного позиционера рассматриваем как
продукт деятельности другого позиционера. Если цели спускает начальник,
получаются отношения руководства. Мы
можем рассматривать такую структуру социального управления, как бюрократический аппарат и различные
механизмы работы бюрократического аппарата.
На этом примере хорошо видно, как возникает предметность, характерная для
социологии культуры.
До тех пор, пока мы рассматриваем бюрократический аппарат чисто
функционально, то есть как машину по формированию целей сверху вниз и их
реализацию, замыкаемую функциональным отношением контроля - исполнения, это
будет чистое теоретико-деятельностное представление.
Но всем известно, что чиновники вместо того, чтобы выполнять
поставленные перед ними цели по предписанной законом процедуре, искусственно
вводят в процедуру разрывы. Например,
когда чиновники оформляют документ, они для того, чтобы процедура продолжилась,
требуют мзду, преследуют собственные цели, ведут игры, формируют теневые
коалиции, неформальные сообщества или “мафию”.
Что возникает, если чиновник формирует мафию? Там, где согласно
нормативному деятельностному представлению должна быть машина, возникает организм.
А как мы должны рассматривать организм? Культурологически. Возникает комплексный
предмет, или “кентавр-система”: машина-организм. Для рассмотрения такого
комплексного предмета вводятся специальные понятия, например: социокультурный институт, социальная
технология и т.п. То есть некоторые специальные понятия, которые имеют в
виду и деятельностно-механизмическую сторону социального управления и
воздействия на общественные изменения, и организмическую сторону социальной
регуляции и общественных изменений как культурологической реалии.
Так появляется первый абрис предметной области.
Елисеева: Я хотела сказать, как я это
поняла, только с микроскопическим отступлением. Однажды (это было в 1995 году в
Паланге) мы делали кампус для слушателей бизнес-колледжа по теме
"Государство и право". Он был задуман (Петром Щедровицким) как
состоящий из двух частей. В одной части проходили театральные постановки по
пьесам на государственно-правовую тематику, где у участников должен
формироваться опыт проживания и действия в конкретных ситуациях этих пьес. В
другой части они слушали лекции также по теме "Государство и право".
Петр все время задавал вопрос, на который никто так и не смог ответить: в каком
пространстве пересекается теоретическое знание, полученное в лекциях, и
содержание опыта проживания, которое было получено в театре. Понятно, что на
людях, которые участвовали и в том, и в другом, пересекаются смыслы. А где пересекается содержание - неизвестно.
Вячеслав Марача, с одной стороны, изучил социологию и
культурологию, а, с другой стороны, имеет опыт социального управления и прочих
общественных технических воздействий. А вопрос, в каком пространстве
пересекаются эти содержания, остается открытым.
Получается, что социология культуры как комплексная дисциплина
может быть организована только топически,
у нее нет единого пространства для обеих частей. Или, может быть,
сферно-фокусно. Там одни схемы и представления действуют, здесь - другие, во
всех местах по-разному. Все это складывается в топику, более или менее
прорисованную, но целостного общего пространства нет.
Марача: Если ситуация остается организованной
только топически, то вряд ли можно говорить о формировании новой дисциплины
как особой области компетенции, тут скорее нужно говорить о комплексной
проблеме и работе на стыке дисциплин. А если появляется новая дисциплина, то появляются новые специфические
средства - понятийные, категориальные
и другие. Согласно Бурдье, этот семиозис
потом обратно опрокидывается на реальность,
и мы начинаем с помощью новых семиотических средств видеть новые грани этой
реальности. Подобный эффект новизны и
является “визуальным” критерием появления новой дисциплины.
Топика - вещь полезная в организационном смысле, чтобы не путать
одно с другим, понимать, где ты находишься и так далее, но топика - вещь
рассудочная. А когда появляется новая дисциплина, возникает эффект новизны,
срабатывает синтетический разум, последствия действия которого мы моментально
ощущаем. А возникнет этот эффект новизны или нет - это мы в конце данного курса
социологии культуры и проверим.
На сегодня я заканчиваю, место
для предмета подготовлено, и в следующий раз я попробую изобразить
предметность и ввести рабочую онтологию.
Котельников: Лариса, можно еще раз твой
вопрос, потому что я ничего не понял.
Елисеева: Я поняла ответ так:
обсуждаемая дисциплина организована не только топически. Но как будет
обозначено общее пространство, пока не сказано.
Котельников: Нет, повтори вопрос.
Елисеева: Есть два отдельных
пространства - одно знаниевое, другое - деятельностное. Представления у них
тоже разные: они по-разному организованы и ими по-разному пользуются. Здесь
говорилось об общем пространстве для них. Я не понимаю, что это за
пространство.
Марача: В вопросе был пример:
проводилась летняя школа с двумя параллельными сюжетами: читались лекции по
проблемам государства и права, где задавался знаниевый и понятийный -
нормативный - план; а еще ставились театральные постановки по сюжетам, значимым
с точки зрения проживания студентами государственно-правовых реалий. Насколько
я понял, чтение лекций сопоставляется с функционально-деятельностными
представлениями, а театральные постановки соозначаются с организмическими
реалиями. А дальше говорится, что никакого синтетического представления,
которое бы позволяло соединить одно с другим, накладывать, интерпретировать -
не нашли, и получилось чисто топическое представление.
Елисеева: Нет, я говорю, что там Петр
все время задавал вопрос, что может быть общим пространством, где они
содержательно пересекаются. Значит, он действительно считал этот вопрос важным.
Но ответить на него мы так и не смогли. После этого он стал говорить, что
современное знание должно быть организовано топически и в таком духе. Я было
подумала, что этот вопрос действительно никак не решается, кроме как топически.
Теперь я пытаюсь задать этот вопрос здесь, так как ситуация похожая.
Котельников: Почему похожая?
Елисеева: Социология культуры. Есть
технические вещи, связанные с деятельностным подходом, и есть чисто знаниевые
части - социология, культурология... Как их соединить? Как можно использовать те знания в этом действии? На этот вопрос не отвечается.
Котельников: Какое отношение это имеет к
происходящему? Я никак не могу понять, в чем аналогия, хотя смысл важный. Может
быть, можно без ссылки на Палангу сформулировать?
Елисеева: Я не могу назвать это
пространство, поэтому и спрашиваю: как быть в ситуации, когда деятельностный
план (или социальное управление, подразумевающее (социо)техническое воздействие
на общественные явления) рассматривается в одном пространстве, а
культурологический (организмический) и, соответственно, социальная регуляция - в
другом?
Котельников: К Паланге это никакого
отношения не имеет.
Марача: Я думаю, разница в том, что
в Паланге один план был снят дисциплинарно (лекции по государству и праву), а
другой план (театральные постановки) совсем не был снят дисциплинарно, а был
представлен как живое течение сюжетов.
А в моей ситуации оба плана худо-бедно сняты дисциплинарно: один
план снят культурологически, но там хромает сторона, связанная с искусственными
воздействиями. Другой план снят теоретико-деятельностно, там все хорошо с
искусственными воздействиями, но они получаются чисто технического толка, и при
этом организмичность культуры частично теряется. Например, чисто технически
можно мозг Ларисы пересадить в голову Сергея Ивановича, но организмически
Сергей Иванович не станет Ларисой. Вот проблема организма и механизма.
Елисеева: Я спрашиваю не про это. Для
меня ответ в том, что здесь возникает нечто третье, но не говорится, что.
19 мая 1997 г. Лекция N 2.
Конструирование рабочей онтологии социологии культуры.
Краткое содержание:
·
Обсуждение
содержания предыдущей лекции.
·
Пространство полагания рабочей онтологии
и объекта исследования социологии культуры: место
для объекта, теоретические и философско-методологические представления,
морфологические описания и выделение областей социокультурного материала,
принципы, схватывающие существенные признаки культуры, место для проблемного
контекста.
·
Перечисление
основных необходимых теоретических понятий.
·
Пять
принципов, характеризующих культуру и регулирующих рассуждение о социокультурной
реальности в рамках социологии культуры: воспроизводство и трансляция, разнообразие /
многовариантность, историчность (ситуационность
/ уникальность и длительность),
нормативно-ценностной характер, рефлексивность.
·
Применение
принципов к структуре объекта и к построению рассуждения.
Догматический тип рассуждения и дискурс в проблемном контексте. Области
материала и примеры, значимые в плане проблемы общественных изменений: возникновение (институты права (в
частности, состязательный процесс и суд присяжных) и науки), “строительство” (империя Македонского и
Рим), реформирование (Реформация XVI
в. и перестройка в СССР). Политическая
и правовая культура, организационная
культура и культура власти как
области материала, значимые в плане вопроса о целенаправленном воздействии на общественные процессы.
·
Суждения
о культуре, дедуцируемые из основных принципов: нормы как культурные образцы, недетерминированность образцов, их
исторический характер, реализация посредством апелляции к ним, опосредованной
культурным сознанием.
Обсуждение
содержания предыдущей лекции.
Марача: Уважаемые коллеги! На
прошлой лекции я демонстрировал самоопределение в позиции, находящейся на
растяжке между двумя планами. С одной стороны, системой знаний и некоторых
живых авторитетов, к которым можно апеллировать (в данном случае имелось в виду
культурологическое знание). И, с другой стороны, некоторой практикой, которая
содержательно пока не раскрыта, но помечена как "(социо)культурная
политика" и подразумевает ряд ситуаций, в которых осуществляется
задействование знаний, нарисованных на схеме сверху (схема 1).
Есть самоопределяющийся субъект в моем лице, есть верхняя часть
схемы, где находятся блоки культурологического знания, и есть нижняя часть
схемы, где находятся ситуации практического действия, в которых эти знания
задействуются. Я раскрывал отношения к верхней и нижней частям на отдельных
схемах.
Верхнее отношение раскрывалось на схеме структуры культурологического знания, и акт моего
самоопределения состоял в том, что я в эту структуру культурологического
знания, как оно представлено в университетском преподавании, врисовал
дисциплину "социология культуры". Тем самым я определил ее функциональное место, наложив на нее (а,
следовательно, и на себя) ряд
функциональных требований. Эти требования состояли в том, чтобы
находиться как бы посередине, будучи ограниченным с двух сторон (схема 2): с
одной стороны, теоретико-философско-методологическим блоком дисциплин, и, с
другой стороны, блоком дисциплин, который посвящен морфологии культуры, то есть
схватывает структуру материала. А дисциплины, к ряду которых принадлежит
социология культуры, были расположены посередине. Социология культуры была
расположена в одном ряду с семиотикой, культурной семантикой, культурной
антропологией и другими дисциплинами не общетеоретического свойства и не
описательного свойства, а с теми, которые я называю дисциплинами среднего уровня (схема 2).
Второе (нижнее на схеме 1) отношение было изображено на картинке,
которая описывала коллизию экспансии двух профессиональных сообществ:
сообщества культурологов и сообщества методологов Московского методологического
кружка, опиравшихся на теоретико-деятельностные разработки. В области
пересечения компетенций меня интересовала область, касающаяся проблематики
общественных изменений и проблематики влияния
(воздействия) на общественные изменения.
Далее сюжет предыдущей лекции состоял в том, что подход двух
упомянутых профессиональных сообществ к данной проблематике раскрывался на
метафорах организма и механизма.
Методологи теоретико-деятельностного толка рассматривали механизм
общественных изменений и социальную реальность, на которую они хотят влиять, в
конструкциях типа машин и агрегатов. При этом использовались понятия: социальное управление, социальные машины,
кооперация, технологические цепочки и так далее. Такой подход к проблемам
социального управления можно назвать социотехническим, поскольку основная
идея социального управления состоит в том, чтобы социальный мир рассматривать
как деятельность, деятельность разбивать на блоки и с этими блоками играть, как
с кубиками, выстраивая те или иные структуры кооперации и функциональной
взаимосвязи. Это на уровне очень грубой метафоры. Мне здесь важно показать
различия и очертить ту область, где имеется разрыв и проблема целенаправленного
влияния на общественные изменения.
Позиция, выражаемая культурологическим сообществом, представлялась
иным рядом понятий: социальная регуляция,
социальный организм, целостность, индивидуальность, внутренний смысл и
другими. Понятие "внутренний смысл" появляется тогда, когда мы
говорим о том, что душу культурного организма не поймешь, пока не войдешь
вовнутрь и не осознаешь смысл культурного явления изнутри, или оно должно само
о себе сказать (издать “нутряной крик” и высказать свой внутренний смысл).
Только тогда и можно что-то понять про культурный организм и оказать на него
осмысленное воздействие.
Сергеев: Вячеслав Геннадиевич, а кем
фиксируется проблема? И в каком из двух языков - теоретико-деятельностном или
культурологическом?
Марача: Проблема возникала примерно
на одном и том же материале для этих двух профессиональных сообществ. И
исторически известно...
Сергеев: А формулировалась она
одинаково?
Марача: Проблема в практическом плане
вроде бы касалась одного и того же материала. Но эти два разных сообщества
выработали разные языки описания, в которых данная проблема, конечно, выглядела
по-разному. Методологи говорили о социальном
управлении, а культурологи - о социальной
регуляции (в смысле внутренних функций культурного организма).
Но по идее и те, и другие пытались выйти на проблему
целенаправленного влияния на общественные изменения. В принципе ведь можно
представить себе и других позиционеров, которые пытались выйти на то же самое.
Если говорить о целенаправленном влиянии на общественные процессы,
то кроме слов "управление" и "регуляция", можно вспоминать
еще слова "политика",
"организация" и другие. Я их даже себе выписывал.
Дацковский: И методологи, и культурологи
зафиксировали себе задачу после того, как они положили общественные явления онтологически
- различия в средствах оперирования несущественны; одни описывали общественные
явления как организм, другие - как кубики и машины. То есть они их
онтологически клали по-разному - в этом проблема?
Марача: Онтологический и
средствиальный планы взаимосвязаны, так что однозначно не скажешь, что возникло
раньше. Одни представители этих подходов начинали с практических проблем,
оказывали воздействие, использовали какие-то средства, а потом, чтобы найти
основания для своих действий, они клали ту или иную онтологию. Но возможен и
теоретический заход, когда вначале кладется онтология, а потом пытаются понять,
как на такого типа объект можно воздействовать в принципе, какими средствами.
Если мы кладем организм, то понятно, что по отношению к организму
уже заранее что-то можно, а что-то нельзя. Наложены категориальные ограничения.
И по отношению к социальным машинам тоже что-то можно, а что-то нельзя.
Елисеева: Получается, что
социотехнический подход мало того, что сам был направлен на то, чтобы
повоздействовать на что-то социальное, но и способ представления этого
социального был упрощенный, раз социальное можно было понять, не залезая
вовнутрь?
Марача: Георгий Петрович Щедровицкий
в шестидесятые годы пытался изобрести, как он говорил, схему “простую и кондовую”,
а если ему говорили, что Вы, мол, не учитываете того-то и того-то, он отвечал,
что в истории бывают просто ошибки и гениальные ошибки. И что в некоторых
случаях нужно заблуждаться до конца.
То, что социотехнический и
проектный энтузиазм шестидесятых годов, явно не учитывающий какие-то
гуманитарные факторы культуры, был доведен до конца, - это очень замечательное
достижение. Сейчас мы можем ставить проблемы методологии гуманитарных дисциплин,
можем фиксировать их уже на принципиальном уровне, так как
тогда путь был пройден до конца и принципиальные проблемы стали видны.
Именно поэтому в качестве наиболее существенного коммуниканта нами
как методологами при создании кафедры было выделено сообщество культурологов. Я
ведь тоже упрощаю, когда вам все это рассказываю. Ведь были, конечно, и другие
сообщества, которые пытались работать в этой области. Но культурологическое
сообщество было признано существенным коммуникантом именно потому, что говорило
о таких вещах, по поводу которых методологи убедились, что это вещи
существенные. В шестидесятые годы, в семидесятые и даже когда игры
изобретались, методологи гнули свою линию и никого не слушали. А когда дошли по
этой дороге до конца, то стали разговаривать со всякими гуманитариями и начали
слушать, что они говорят: про внутренний смысл, про дух и прочее.
Конструирование
рабочей онтологии социологии
культуры.
Сегодня я хотел вам продемонстрировать конструирование рабочей онтологии социологии культуры. Я
вам покажу, как она строится, а затем введу основной объект исследования - социокультурный
институт.
Итак, конструирование рабочей онтологии социологии культуры (схема 5).
Сначала разделю пространство на четыре части.
Доска будет напоминать экран компьютера при работе в среде
Windows. Здесь будет рабочее пространство в центре и четыре
поля по краям. В верхнем поле лежат общие понятия и конструкции
теоретико-методологического и философского плана - то, что на
изображении структуры культурологического знания соответствует верхнему уровню.
Объект социологии культуры будет в середине - здесь я буду с ним работать. А на
верхнее (рефлексивное) поле я должен положить необходимые понятия общей
культурологии, теории культуры, философии культуры и некоторые методологические
понятия. Я их буду перечислять, но не обсуждать, а, в некотором смысле, брать
как готовый инструмент и задействовать.
Снизу лежат описания избранных областей морфологии
культуры (морфологические примеры), которые нужны для того, чтобы
работать на материале, а не на пустом месте.
Слева лежат некоторые принципы, очерчивающие мир культуры. Это новое образование в нашем
рассуждении. Его раньше не было. Принципы есть результат синтеза
теоретических и философских понятий и, в то же время, некоторые интуиции по
поводу характера рассматриваемого материала. Принципы - инструмент, который
позволяет работать в среднем слое, то есть соотносить материал и
философско-теоретический план. В частности, когда я буду выделять принципы, я
буду использовать какие-то моменты из лекции Аркадия Григорьевича Шейкина (по
основаниям культурологии) и еще какие-то другие, дополнительные.
А что должно быть справа? Чего не хватает? Кто знает, чего не
хватает?
Елисеева: Схем Вашего действия не
хватает.
Марача: Почти угадали. Справа будет
средствиальный план и проблемный контекст. Чтобы мне проблемные рассуждения
(про машины и организмы, про общественные изменения и т.п.) на принципиальном
уровне не потерять.
Если выделить вертикальную и
горизонтальную оси схемы, то теории противостоит материал, а принципам
противостоят проблемы. Поскольку в данном случае проблемы - это то, что
норовит сломать наши принципы. Если я все время действую по принципам и мне
ничто не мешает, то я двигаюсь догматически.
А когда появляются проблемы, я вынужден двигаться не догматически, а критически - учитывать разрывы, выстраивать новые средства и так далее. За счет
этого у нас получается, что принципы очерчивают границу мира культуры,
помогают определить, что к нему относится, а что нет, а проблемный контекст
позволяет в этот мир культуры вносить содержание - содержание проблемного
характера. Если нет проблем, мы можем просто брать материал, перерабатывать его
по некоторой схеме и получать содержание (например, результаты исследования). А
с проблемами сложнее.
Принципы помогают очертить нечто извне (как оно должно быть), а проблемы - положить
содержание.
Такова моя формальная заготовка (схема 5).
Елисеева: Это пространство создано по
поводу чего? По поводу середины?
Марача: В середине будет рабочая
онтология социологии культуры. У вас есть учебное задание - построить дисциплину "социокультурная
политика" в виде вопросов к билетам. А я вам демонстрирую построение дисциплины "социология культуры".
Можно говорить про внешние объекты, применять к ним понятия и
получать "вроде бы содержание". А можно пытаться проблемы ставить. Я
придерживаюсь второй стратегии.
Социология культуры занимается не только динамикой, но и статикой.
Больше всего меня интересует проблематика целенаправленного
влияния на общественные изменения. Но еще - проблематика культурных оснований и ограничений
такого влияния. Например, в чем различие между российским обществом и китайским
в связи с особенностями культур, каковы культурные различия между европейскими
странами, между Европой и Америкой? Какова разница между возможными (и притом
реалистичными!) стратегиями целенаправленных изменений (“модернизации”) в этих
странах?
В бизнес-консультировании, особенно западном, проблематика
культурных различий идет “на ура”. Но она касается уже стабильно
функционирующих систем. Сюда же примыкает тема кросс-культурных взаимодействий разных социальных систем, но,
опять-таки, когда они стабильные и сложившиеся. А у меня - третья область,
гораздо более динамическая, касающаяся общественных изменений внутри региона
определенной культуры. Меня интересует европейская культура и российская
культура в плане регионального выделения материала.
Реут: Правильно ли я понял, что
место рабочей онтологии у Вас находится в знаниевой области, а не в
деятельностной (по схеме 1)? Поскольку обе оси здесь - знаниевые (проблемы,
принципы, теории, морфология). А после этого вы очерчиваете место их
пересечения и оттуда черпаете то, чем
заполнять эти четыре панели. Я правильно понял, что из двух разных подходов
(социотехнического и культурологического - схема 3) Вы будете переносить знания
в общую область пересечения, где бы они попали на одну плоскость и слились?
Марача: Правильно трактуете, но с
одной поправкой. Содержание, которое лежит в зоне пересечения подходов (или
образуется при обсуждении ситуации их столкновения) является проблемным (поскольку речь идет о
коллизии, столкновении) и синкретическим (поскольку
подходы не совпадают). И поэтому я не переношу это содержание в виде знания
(тогда бы потерялась проблемность, а синкретичность привела бы к путанице), а
как бы “нанизываю” данное содержание на методологическую
конструкцию, изображенную на схеме 5. И конструкция эта в принципе должна
быть сделана так, чтобы употребляться и в
онтологической, и в оргдеятельностной функции. Так как сейчас (в момент
изготовления) я положил ее перед собой и смотрю на нее как на предметность, она
лежит в онтологическом повороте.
Вообще же по принципу методологическая конструкция может быть не только эпистемой (знанием), но и схемой
организации деятельности.
Возьмем, например, принципы.
С одной стороны, принцип - это содержательное утверждение, и в этом смысле он
может быть рассмотрен как особое знание.
Но, с другой стороны, принцип - организационная
единица, поскольку он ограничивает мое действие
- ведь я в соответствии с ним поступаю.
Проблема тоже может быть рассмотрена
как эпистемическая единица - это знание о
разрыве, затруднении (или, по Николаю Кузанскому, "знание о незнании"). Но, с другой
стороны, проблема - это организационная единица. Это то, во что я упираюсь при
движении, что заставляет меня от догматического мышления переходить к
критическому.
В описании материала мы
сталкиваемся с той же двойственностью - это и знаниевая единица, но и
организационная единица, поскольку я это описание материала могу использовать
как карту или рельеф, которые указывают маршрут
движения.
Реут: Это значит, что исходное
деление на “знаниевое” и “деятельностное” содержание на схеме 1 вторично, так
как это вопрос употребления позиционером, которого вы изображали вначале, тех
или иных организованностей. Сначала социологию культуры Вы трактовали как
знания и там указывали ее место, а потом трактовали как деятельность по выделению принципов, постановке проблем, описания
материала и так далее. Теперь так же Вы будете работать с построением
рабочей онтологии - сначала протрактуете схему 5 как знание, а потом будете
перетрактовывать это же в деятельности?
Марача: Несомненно. Поскольку я
различил эти два плана на момент установления отношения. Я самоопределялся
(схема 1) и устанавливал отношение к одному и к другому. И мне в организационном
плане важно было положить их как разные, поскольку я по-разному отношусь к
одному и к другому. Но потом, когда я начал перетолковывать соотношение плана
знаний и плана деятельности онтологически, я стал говорить, что они
взаимосвязаны. Так же и с этой схемой. Все зависит от того, на какой фазе
рассуждения я нахожусь.
Реут: То есть мы получили ответ на
вчерашний вопрос Ларисы, как будут склеиваться эти два плана?
Елисеева: Нет, я спрашивала не об
этом. Мы получили ответ на вопрос, что будет в середине. Это будет схема
- настоящая, по которой можно действовать.
Дацковский: Еще вопрос. А если бы на
вашем месте стоял культуролог не из теоретико-деятельностного подхода, он мог
бы нарисовать схему, подобную схеме 5, только положив туда что-то другое, не теоретико-деятельностное?
Марача: Все зависит от того, какой культуролог. Но, скорее всего,
культуролог вначале полей бы
не нарисовал, а сразу сказал бы про какой-то внешний объект, его нарисовал в
середине; а если он еще и рефлексивный культуролог, то он потом стал бы
делать пометки на полях, то есть
прямо наоборот действовать. А поскольку у меня стоит еще демонстрационная
задача...
Дацковский: Он наоборот стал бы делать.
А вверху что бы у него появилось?
Марача: Верхний и нижний планы
вполне могли бы быть теми же самыми. Он бы мог сказать, что я как культуролог
такой-то школы применяю такую-то теорию
для описания такого-то материала.
Например, американскую парадигму культурной антропологии для описания адаптации
человека в современном обществе.
Дацковский: И она очень эвристична.
Марача: Да, и она очень эвристична,
как сказал Аркадий Григорьевич Шейкин.
Что же касается правой и левой составляющей, то, в принципе, я
читал такие работы, правда, по преимуществу философские. Например, работы по
проблематике либерализма. Есть известный политический философ Борис Гурьевич
Капустин, который очень хорошо пишет про либерализм. С одной стороны, он
фиксирует классическую парадигму либерализма и выделяет базовые принципы, на которые опирается
либерализм как доктрина. С другой стороны, он говорит, что есть ряд вызовов эпохи либерализму (для
обозначения проблемного контекста он применяет тоффлеровский термин "вызов
эпохи"). И у него получается такая коллизия: доктрина, основанная на ряде
принципов, сталкивается с вызовами эпохи. Правда, поскольку философы, в отличие
от методологов, свои конструкции не кладут в виде схем, а работают по
преимуществу понятийно, то у него в середине получилось нечто очень печальное и
безысходное: сплошной кризис либерализма, который никак не может (пока)
ответить на вызовы эпохи.
Итак, я остановился на том, какие области материала значимы в
связи с построением объекта социологии культуры. При этом я пока отодвинул
сравнительную культурологию и культурные различия (то, чем обычно занимается
социология культуры в плане статики),
а также проблематику кросс-культурных взаимодействий социальных систем. А
интересует меня сейчас область
общественных изменений, причем в
региональном плане меня интересует эволюция европейской культуры и ситуация
современной российской культуры, а в отраслевом (сферном) плане (поскольку
выбрана проблематика целенаправленного
влияния на изменения) - политическая
культура, правовая культура, культура власти, организационная культура. То
есть я беру ряд понятий, связанных с целенаправленным влиянием, и добавляю к
ним слово "культура".
Таким образом, в плане материала меня будет интересовать
европейская правовая культура и российская правовая культура, политическая
культура, культура власти в России или классический образец либеральной
культуры власти - либеральная парадигма власти.
Елисеева: Либеральная парадигма власти
- это для меня из верхнего уровня схемы 5, того, где понятия и конструкты.
Марача: Я сейчас имею в виду не
понятия, а социальные реалии. Понятия, конечно, из верхнего плана. А например,
если сказать, что на Западе реализована либеральная парадигма власти, то для
культурологического анализа это может выступать морфологией, некоторой областью
материала.
К каким конкретно примерам я апеллировал, выстраивая эту конструкцию?
Было три группы примеров:
1) явления, связанные с возникновением. Возникновение науки как некоторого социального института с учеными,
специальными обсуждениями - как особой области занятий. Возникновение права как особой сферы. Более конкретные примеры - возникновение состязательного процесса и
суда присяжных. Вот примеры возникновения культурного явления, на которых я
проверял свои конструкции.
2) явления, связанные со "строительством". Для меня очень важным
примером, почти метафорой служило сопоставление строительства империи Александром Македонским и строительства
Римской империи. Я не знаю, какое слово здесь лучше употребить, поэтому пишу
"строительство" в кавычках. Метафора “строительства” связана с тем,
что физическая граница Римской империи определялась тем, докуда они дотягивали
свои знаменитые дороги. Римские легионеры, когда захватывали варварские земли,
сначала протаптывали тропу, а затем мостили дорогу. Там, докуда они домостили,
и была граница империи. Туда распространялась цивилизация, подводились какие-то инфраструктуры (тогда такого понятия не было, но мы бы сейчас так
сказали).
Елисеева: Дороги в то время и были
главной инфраструктурой.
3) явления, связанные с реформированием и реформацией. Реформация в Германии или
Перестройка в России. Последнее, конечно, не в экономическом, а в культурологическом понимании: как
распад идеологического государства и по сути цивилизационное преобразование.
Реформация в Германии породила протестантскую
этику, которая, как показал Макс Вебер, разбудила и закрепила дух капитализма.
Последствия Реформации проанализированы во многих хороших работах.
А что даст Перестройка в России? Хотя считается, что Перестройка закончилась и
сейчас уже Постперестройка, но исторических последствий мы еще не знаем. Мы
даже не можем определенно сказать, был ли Советский Союз особой цивилизацией,
или это всего лишь уродливая метаморфоза (региональное искажение) европейской
культуры. Наверное, мы сможем это сказать только тогда, когда увидим следующие
сопоставимые метаморфозы.
Елисеева: Можно ли назвать объект этих
трех действий?
Марача: Это социокультурный институт, или система таких институтов. Институт -
это некоторый общий социологический и методологический концепт, который
объединяет достаточно разнородные явления. Но здесь я сильно забегаю вперед.
Теперь общие понятия, касающиеся трех классов перечисленных
явлений.
Культура, природа, общество, человек; понятия отношения, знака,
символа, языка, смысла, деятельности; культурного объекта как артефакта,
культурного образца.
Так, например, если не понимаешь, чем культура отличается от
природы, такие сложные явления трудно анализировать.
Если попробовать погрузиться в содержание культурологии (взяв
А.Г.Шейкина как пример культуролога и источник понятий), то из анализа
определений, даваемых понятию культуры,
видно, что все признают следующее:
1.
Культура - это то, что
отличает человека от животных;
2.
Культура - это то, что
складывается в результате совместной деятельности людей;
3.
Культура - это то, что не
передается биологически;
4.
Культура - это то, что
существует в семиотико-символической форме и передается посредством языка.
Если вглядеться внимательно в эту содержательную конструкцию, то
выяснится, что в ней существенен еще ряд методологических понятий: воспроизводство, трансляция, социальное
взаимодействие, категория "естественное - искусственное"
(поскольку культурные объекты - это артефакты[2]).
Видимо, должны быть использованы еще некоторые важные общефилософские понятия и
категории, например, понятие рефлексии или категория "форма - содержание".
Принципы, очерчивающие мир культуры. Я назову пять принципов и
постараюсь каждый из них пояснить.
1. Культура существует через воспроизводство и
трансляцию. Когда мы, давая определение культуры, выясняем, передается она
биологически или нет, и определяем культуру как то, что передается не
биологически, а через язык, мы тем самым предполагаем тот принцип, что
культура существует через воспроизводство и трансляцию. Культура существует
не так, как вещь. Стул сделали один раз, и его больше воспроизводить не надо и
транслировать не надо. Он стоит до тех пор, пока не развалится. А культура - не
так, или биологические организмы - тоже не так. Культура имеет совершенно
особый ответ на вопрос о существовании.
2. Многовариантность и разнообразие. Культура не детерминирована.
Если вы придете в музей, где выставлены предметы материальной культуры, то на
стенде, посвященном культуре скифов девятого века, вы найдете двадцать видов
кинжалов. Это значит, что культура многовариантна, разнообразна, и каким должен
быть кинжал - жестко не детерминировано. Это составляет богатство культуры.
3. Историчность культуры. Ситуационность и
длительность. Культура живет в
исторических событиях, представляющих собой ряд уникальных ситуаций. Например, возникновение философии в Древней
Греции как культурное явление - совершенно уникальная ситуация. Если мы
рассматриваем историю европейской культуры, мы должны выделить целый ряд
значимых уникальных ситуаций. С другой стороны, историчность культуры означает,
что нечто длится. Нечто, возникнув в
конкретной неповторимой ситуации, еще может длиться. Сама ситуация
возникновения уже не повторяется, но то, что возникло, существует в истории.
Европейская философия возникла в Древней Греции, а потом стала длиться, и до
сих пор существует.
4. Ценностный характер явлений культуры. Для исследователя очевидно,
что за культурными явлениями подразумеваются некоторые ценности или идеи ценностного
характера, подразумевающие существование чего-то такого, что
рассматривается как самоценное и должное длиться в историческом плане.
Исходя из этого подразумевания возникают проблемы сохранения
культурного наследия как обеспечения “культурологического бессмертия” тому, что
признается культурными ценностями. Экономический кризис, людям кушать нечего, а
они почему-то заботятся о сохранении культурного наследия. Значит,
подразумевают за культурой ценностной план.
Кстати, культурологическое исследование
совершенно не обязательно должно иметь ценностной план. Можно ценностные вещи
исследовать с нейтральной позиции, как культурное явление. Но само культурное
явление, пока существует, утверждает ценности, говорит о них, отстаивает и так
далее. А когда явление умерло, мы ему при исследовании приписываем ценностной
характер, но сами можем оставаться нейтральными.
5. Рефлексивность культурных явлений. Про рефлексивность я
планировал говорить более подробно, поэтому сейчас данный принцип
комментировать не буду.
Перечисленные принципы я буду использовать для построения
конструкции рабочей онтологии социологии культуры.
Реут: А по какому принципу Вы
выделяли эти принципы?
Марача: Если принципы рассматривать
как содержательные утверждения (а не организационные предписания), то это подразумеваемые допущения, которые мы делаем
при выделении мира культурных явлений. Когда А.Г.Шейкин рассказывал про 256
определений культуры, видимо, он их как-то объединял, а потом даже смог
синтезировать и выделить (в виде небольшого количества утверждений) то, что
подразумевают все.
Но это он говорил про исследуемый
объект (что подразумевают все), а что он подразумевал сам? Явно он
основывался на некоторых принципах.
Я на предыдущем шаге имел смелость вам сказать, что вообще необходимо подразумевать, с моей
точки зрения, при рассмотрении культурных явлений. Можно даже поставить
эксперимент и спросить у Аркадия Григорьевича, подразумевает ли он такие
принципы
Реут: По отношению к тому, что
Аркадий Григорьевич нам говорил, то,
что делаете Вы - это предыдущий шаг, да?
Марача: Да, рефлексия (в данном
случае - выделяющая принципы) - это всегда движение “задним ходом”.
Елисеева: А если рассмотреть
выделенные принципы как принципы действия? Действие - это очерчивание мира
культуры, а принципы, соответственно, ограничивают это действие в чем-то.
Марача: В данном случае действие
состоит в том, что я беру и очерчиваю. Одно отношу к культурным явлениям,
другое - нет, одному придаю культурное значение, а другому - нет. Я сейчас
занимаюсь построением рабочей онтологии, поэтому для мышления и действия это
уровень почти предельный. А на
предельном уровне почти не различается, мыслишь ты или действуешь.
Я перечислил пять принципов, и теперь попробую положить в центр
нашего рабочего пространства-«окна» схему объекта.
Культура существует воспроизводство и трансляцию.
Заметьте, я задействую понятия из общего ряда, т.е. я не выдумываю,
а достаю готовое. Есть древняя каноническая схема - схема трансляции культуры и
воспроизводства деятельности (схема 6). Правда, когда создавали эту
схему, совсем не собирались отвечать на вопрос, как существует культура, а
отвечали на вопрос, как существует
деятельность.
