Рац Марк Владимирович.
"Основы аналитики, мониторинга и консалтинговой деятельности".
Лекция 1. 3 июня 1998 г.

 

 

Рац. Я впервые собираюсь проводить такого рода занятия, и никаких учебников на эту тему не видел. Поэтому на сегодняшний день мы оказываемся в ситуации импровизации.

Я правильно понимаю, что вы готовитесь быть управленцами в сфере культуры?

Некто. Похоже.

Гиенко. Ну, это так называется пока. Что конкретно из этого выйдет, видно будет в конце.

Рац. У каждого выйдет по-своему. Про себя могу сказать: я всю жизнь в некотором смысле занимался аналитической и консультативной деятельностью, поскольку работал в сфере, именуемой "инженерные изыскания для строительства". Несколько экзотическая специальность для широкой публики, но если вдуматься, то она по сути дела сводится к некоторому, правда, узко специализированному, но тем не менее консультированию строительных проектировщиков по поводу природных условий строительства на основе анализа этих самых природных условий. Так что этот круг вопросов заинтересовал меня много позже, когда я стал заниматься методологией, не случайно – поскольку это некоторым образом продолжение моей исходной профессиональной деятельности, которой я посвятил большую и лучшую часть жизни. Но то, о чем мне бы хотелось с вами поговорить, будет не совсем то или совсем не то. Потому, что ни вам, ни мне на данном этапе изыскания для строительства не нужны, а нужны более обобщенные представления по поводу аналитики (к которой, в частности, я буду относить мониторинг), с одной стороны, и по поводу консультационной деятельности, с другой.

После опыта проектно-изыскательских работ, о которых я вам уже сказал, мне приходилось заниматься сходного рода деятельностью в регионах, главным образом в связи с проектами атомных электростанций, а затем заниматься сходными вопросами в Администрации президента, где мы вели работу по формированию концепции национальной безопасности и военной доктрины России с ныне упраздненным Советом обороны. Это был рафинированный образец консультативной деятельности, который дает изрядный материал для размышлений по этому поводу.

Это я сказал для знакомства, а начать обсуждение содержания этого предмета я думаю с вопроса: кому и зачем нужна аналитическая деятельность? Для меня она осмыслена в рамках оргуправленческой, предпринимательской и/или политической деятельности. Дальше я не буду каждый раз повторять эту триаду, буду говорить для краткости "оргуправление", имея в виду, что второе и третье следует вслед за первым. Обобщенно: аналитическая деятельность бывает нужна в рамках преобразований существующего порядка и хода дел в отличие от их естественного превращения. Как вы сами понимаете, при такой трактовке аналитической деятельности она приобретает для современной ситуации в России большую актуальность, что, по-видимому, так и есть, как показывает практика. Я не очень себе представляю, в какой мере вы знакомы с методологическими схемами, скажем, со схемой шага развития.

Елисеева. Знакомы, знакомы.

Рац. Значит, можно не рисовать – говорить как о чем-то известном. Так вот, было бы полезно двигаться от нее, имея в виду различение, во-первых, основных трех топов (прошлого, настоящего и будущего), противопоставление прошлого и будущего с одной стороны и противопоставление искусственного и естественного (преобразования и превращения - соответственно сверху и снизу) с другой стороны. Это основополагающее представление для всего дальнейшего. Я сразу бы обратил ваше внимание на то обстоятельство, что, сообразно этой схеме, мыслить себе ситуацию, получившуюся в результате тех или иных процессов к сегодняшнему дню (то есть то, что называется "левое колесо велосипеда"), и желаемую ситуацию будущего, по отдельности невозможно. Они по отдельности не мыслятся. И это коренным образом отличает методологический подход и, в частности, его выражение в этой схеме, от традиционного научного подхода. В рамках науки предполагается, что сегодняшнюю ситуацию можно изучать объективным научным образом. Наука нас учит, что в России сегодня происходит то-то и то-то, и наука, как Господь Бог, знает, как все обстоит на самом деле.

С точки зрения деятельностного подхода (этой схемы) ничего такого нет, а наше видение сегодняшней ситуации зависит от наших представлений о желаемой ситуации в будущем. Самый простой пример – партийно-политические взгляды на этот счет. Скажем, сторонник либеральных реформ, условно говоря, сторонник Гайдара и Демократического выбора России видит будущее России одним способом, и соответственно этому видению будущего представляет себе сегодняшнюю ситуацию, а сторонник КПРФ видит это будущее совершенно другим, и ему сегодняшняя ситуация видится по-другому. Возникает пара ситуаций, причем этих пар можно нарисовать столько, сколько можно помыслить разных позиций, которые вовсе не сводятся к партийно-политическому спектру. Это могут быть предметные позиции и многие другие.

Для того, чтобы оргуправленец (предприниматель, политик) могли бы осуществлять осмысленным образом задуманные ими преобразования, или даже осмысленным образом их задумывать, им нужны особые обеспечивающие деятельности. К их числу относятся и аналитические.

В естественном полагании определяющими для обеспечения управленческой работы являются наука, объясняющая, как устроена жизнь, и прогнозирование, основанное на результатах научных исследований и позволяющее строить научные прогнозы о будущем.

В рамках искусственного подхода место науки как обеспечения управленческой деятельности занимает аналитика, а место прогнозов занимают прожективные типы мышления и деятельности, то есть мышление, ориентированное на будущее. Здесь речь идет о концептуализации, программировании, проектировании, планировании и так далее, для реализации коих нужно соответствующее аналитическое обеспечение.

Итак, аналитическая деятельность направлена на то, чтобы обеспечивать оргуправленца необходимым пониманием и знаниями о состоянии преобразуемой системы (а раз мы говорим о системе, то очевидно, что преобразуемая система включает в себя и преобразователя, то есть управленца). Соответственно, масштаб этой работы и ее многообразие оказываются столь велики, что она распадается на целый ряд более или менее самостоятельных типов мышления и деятельности. Ряд, естественно, открытый, поскольку все это явления исторические и возникают они постепенно, чего-то не было еще сто лет назад, что-то формируется на наших глазах, что-то возникнет через двадцать лет, о чем мы еще и не догадываемся.

На сегодня я бы назвал пять основных типов аналитической деятельности: мониторинг, авторский надзор, изыскания, экспертиза, историческая реконструкция и анализ.

Поговорим об этом. Я не хочу читать вам лекцию, лучше я буду выкладывать вам смысловые куски, а дальше готов выслушать ваши вопросы и замечания по этому поводу.

Елисеева. Я хочу спросить, – что значит "знания о состоянии преобразуемой системы?" Борис Васильевич вчера нам целый день объяснял, что если объект не был построен системным образом изначально, то применять к нему системные представления непродуктивно, а нужно восстанавливать понятия, по которым он строился, предметом анализа должна быть парадигма построения… В общем, накрутил.

Рац. (смеется) Погодите, давайте по частям. Борис Васильевич говорит, что если объект устроен несистемно, то к нему бесполезно применять системный анализ. Отвечу сначала по этому поводу. На мой взгляд, никакие объекты нам не предзаданы и никак не устроены – ни системно, ни несистемно. Объекты мы формируем в своей деятельности, и если настроены на то, чтобы реально что-то менять, то нам приходится строить системные представления объекта. Если мы ничего менять в нашей жизни не хотим, если мы ею удовлетворены, то, допустим, для исследовательских целей системные представления вовсе не обязательны. Мы можем объекты представлять не системно, а каким-то другим образом. Итак, с моей точки зрения, никаких системных объектов нет как таковых, а есть системный подход и возможность системного представления любого объекта среди всяких прочих представлений.

Давайте дальше, что рассказывал Борис Васильевич.

Гиенко. Ну, это Ларисина реконструкция.

Рац. Тогда давайте Вашу.

Гиенко. Борис Васильевич говорил, что анализировать объект можно двумя способами. Разговор шел о территории, а способ анализа брался социологический. На территории можно изучать две вещи. Применительно к кинотеатрам можно изучать людей, почему они ходят в кинотеатры, какие группы людей ходят, и это будет анализ объекта. А второй вариант – можно изучать, почему построены именно кинотеатры, в какой парадигме они построены и какие идеи закладывались в тот момент, когда строился кинотеатр.

Елисеева. Он говорит, что досуговая сеть строилась, исходя из естественнонаучных представлений, а раз она так строилась, то ее анализировать нужно, представляя не системно, а более адекватно.

Рац. Давайте договоримся: я не знаю, как оно на самом деле; думаю, что и Борис Васильевич на это не претендует. Мое отношение к этому следующее: я не очень понимаю, почему выделяется два способа анализа, поскольку их может быть двадцать два или сто двадцать два – в зависимости от того, какую задачу мы решаем, в каких рамках.

Гиенко. Нужно было применить к территории территориальный подход – из трех вариантов. В нашей стране был производственный подход, когда из территории максимально все выжимали (стратегия минимакса), инструментальный подход, когда территорию используют как средство, и территориальный подход (который хотел применить Борис Васильевич) – когда в территорию вкладываются инвестиции (банковские). Но если мы будем применять территориальный подход к территории, на которой до этого применялась стратегия минимакса, получится неадекватно.

Рац. В моих представлениях это относится к исторической реконструкции и анализу. Недостаточно просто анализировать то, что мы имеем на сегодняшний день, надо еще понимать, почему и как сформировалось то, что мы сегодня имеем, и в зависимости от того, как оно сформировалось, могут быть различные способы дальнейших действий.

Здесь я бы сделал отступление от объявленной темы, которое мне кажется необходимым. Оно касается представлений о типах мышления и деятельности, специальностях и профессиях. Профессиях в противоположность специальностям, что непривычно для бывших советских граждан, но очень хорошо понятно западным граждан. И представления, которые наработаны по этому поводу в методологии, хорошо коррелируют с существующими в западной культуре. Есть такой клуб "Открытое общество", где на днях выступал с докладом профессор Теодор Шанин из Манчестера, который по совместительству работает в Москве, где руководит Высшей школой социальных и экономических исследований. Он делал доклад о профессиях и профессионализме на примере социальной работы, которая в последние десятилетия сформировалась на Западе. К моему удовольствию наши представления о профессиях и профессионализме (в отличие от специальности) в точности совпали. Значит, мы здесь не пустыми фантазиями занимаемся, хотя с англосаксонской системой образования и дальнейшего бытия специалистов я не сильно знаком.

Существует номенклатура специальностей ВАКа. Там перечислены и пронумерованы все мыслимые специальности, которым учили в советских или учат ныне в российских вузах. Если перебрать всю эту номенклатуру специальностей ВАКа – Минвуза, то мы там не найдем тех занятий, которые я поименовал пять минут назад, перечисляя различные типы прожективной и аналитической деятельности. Там не будет ни программирования, ни проектирования, ни сценирования, ни изысканий, ни экспертизы, ни авторского надзора. Всего этого как специальностей не существует. Это образования принципиально другого рода, нежели такие учебные дисциплины, как физика, химия, кораблевождение или искусствоведение.

Когда еще в первой половине восьмидесятых годов мы с Георгием Петровичем обсуждали эти темы, он очень любил примеры, которые отчасти были заимствованы из книг Акоффа и объясняли, что такое по принципу проектировщик. "Проектировщику, - говорил он, - безразлично, что проектировать – дамские наряды или атомные электростанции, поскольку он – проектировщик. А предмет проектирования – это предметное образование. Если по исходному образованию он гидротехник, то он будет проектировать гидроэлектростанции, если он художник-дизайнер, то (скорее всего) он будет проектировать дамские наряды. Но коли он проектировщик, то ему как проектировщику вообще-то все равно, что проектировать".

Нарисуем треугольник, одна вершина которого – специальность (та самая, которой нас учили в вузах), вторая вершина – различные типы мышления и деятельности, а третья вершина – человеческая личность, то есть нечто, способное к рефлексии и самоопределению, анализу ситуации, постановке целей и так далее.

Профессионал – такая личность, которая, имея определенное предметное образование, определенную специальность (например, химик), способна осуществлять мышление и деятельность разных типов. Например, способна нормировать собственную работу, способна выращивать учеников (выступать в позиции педагога), способна проектировать нечто, связанное с его химической (в данном случае) технологией и так далее.

С другой стороны, если это человек, получивший не советское предметное образование, а человек, удивительным образом ухитрившийся стать принципиальным проектировщиком или принципиальным программистом, он с равным успехом освоит любую предметную действительность, будь то физика, химия или литературоведение, и будет осуществлять там проектирование в области химической технологии, в области физических производств или литературного процесса.

Специалист, который заканчивает советский (российский) вуз, получает диплом, где написано, что он специалист с высшим образованием по специальности, например, культурология. И на этом все кончается. А профессионал, в отличие от специалиста, это, как рассказывал нам профессор Шанин, не просто человек, закончивший Кембриджский или Оксфордский университет, а человек, ставший членом соответствующей профессиональной ассоциации, профессионального сообщества. Мало того, что Вы получаете диплом юриста, Вам надо, чтобы Вы попали в сообщество английских юристов. И пока Вы не оказались членом этого сообщества, то есть, возвращаясь к моей предшествующей интерпретации, до тех пор, пока вы не научились двигаться по позициям и осуществлять применительно к юридической (предметной) действительности работу нормирования, педагогическую, исследовательскую и так далее, до тех пор, пока Вы не стали членом сообщества, грош Вам цена. Если Вас выгонят из сообщества, то можете из Англии уезжать, потому что на работу по своей специальности Вы не устроитесь нигде, можете идти в дворники.

Это принципиальные вещи, поскольку, как показывает наш богатый исторический опыт, знания заменяют специалистам мышление. Если он выучил свою химическую технологию или культурологию, то ему уже думать не надо, он уже наперед все знает, он уже ученый. И это тяжелый случай, в результате которого мы в значительной мере имеем то, что имеем. По этому поводу прочту вам одну цитату – из "Игры в бисер" Гессе:

"…хотя то, чего не существует на свете, людям легкомысленным в чем-то даже легче и проще выражать словами, чем существующее, для благочестивого и добросовестного историка дело обстоит прямо противоположным образом: нет ничего, что меньше поддавалось бы слову и одновременно больше нуждалось бы в том, чтобы людям открывали на это глаза, чем кое-какие вещи, существование которых нельзя ни доказать, ни счесть вероятным, но которые именно благодаря тому, что благочестивые и добросовестные люди относятся к ним как к чему-то действительно существующему, чуть-чуть приближаются к возможности существовать и рождаться".

Предмет наших с вами занятий как раз относится к такого рода явлениям. То, о чем мы сегодня толкуем, это то, чего у нас в России еще точно нет, а в известной мере и в развитых странах еще только-только формируется. Но если мы, как честные и добросовестные люди, о которых пишет Гессе, попытаемся прорисовать и представить себе, то тем самым оно и появится сначала в голове, а потом и в нашей жизни.

Разговор о профессионализме я бы продолжил так. Треугольник "специальность – тип МД – личность" – это схема профессионала – "яркой индивидуальности" Но один в поле не воин, если мы хотим иметь профессионализм как общественно значимое явление, то надо к этому треугольнику пристроить еще одну вершину: профессиональное сообщество как держатель профессиональной культуры и субъект развития. Такой тетраэдр для меня может в первом приближении служить схемой профессионализма. [1]

Реут. Скажите, а на Западе существуют сообщества по типам – проектировщиков и пр.?

Рац. Конечно. Там существуют такие фантастические сообщества, которые мы и представить себе не можем. Самое любопытное, что в России до большевиков они тоже существовали. Не в таком многообразии и количестве, как сейчас на Западе (все-таки почти сто лет прошло). Допустим, существовало Сообщество Воспитанников и Воспитанниц Московского коммерческого училища. Всероссийское сообщество, поскольку выпускники этого училища работали по всей России. У меня даже есть Устав этого сообщества, изданный в девятисотые годы. И таких было сколько угодно.

В Америке есть знаменитое Общество гражданских инженеров, которое насчитывает десятки и сотни тысяч членов. В Америке нельзя работать инженером, не будучи членом этого сообщества. Когда я первый раз попал во Францию, у меня там оказался дальний родственник, химик. Он меня отвел в некую квартирку в центре Парижа, на двери которой вывеска гласила: "Французское общество химиков-пластификаторов". В этом сообществе, как я выяснил, состоит примерно 300 человек, у них есть председатель, который работает на общественных началах, секретарь, который работает за зарплату, и журнальчик, который выпускается ротапринтным способом (это было десять лет назад), где все новости химии пластмасс излагаются.

В последние лет 7-8, по моим наблюдениям, даже на русском языке стали появляться книги, посвященные разным типам мышления и деятельности, а не предметным специальностям. Это книги, посвященные проектированию, экспертизе, разведке (тоже интересный тип мышления, это вам не химия какая-нибудь). Так что дело потихоньку движется, и что-то за этим реально стоит.

Реут. А на предмете они вокруг управления концентрируются, да?

Рац. Управление оказывается одним из типов мыследеятельности. Но там тоже сложная структура, которая на сегодняшний день никем не прорисована и не прописана. Та картинка, которую я рисовал вначале, когда есть некая управленческая рамка, к которой подверстываются, с одной стороны, аналитические, а с другой стороны, прожективные типы мыследеятельности, отнюдь не исчерпывает всего многообразия этих типов. Поскольку есть еще, например, педагогика, которая прямого отношения к управлению не имеет, а занимается другими вещами. Там достаточно хитрая структура, которую вы, может быть, когда-нибудь прорисуете.

Мы с коллегами приступали к этой работе в 1991 году, я принес показать журналы, где это все публиковались, но с моей сегодняшней точки зрения это довольно скверные тексты, поэтому я бы не особо рекомендовал их читать. Все-таки восемь лет прошло. А задача эта пока остается нерешенной. Никакой общей схемы, объединяющей различные типы мыследеятельности, на сегодняшний день нет. А может быть, ее и не надо выдумывать на все случаи жизни. Мне сегодня кажется очень правдоподобным, что они будут так или иначе комбинироваться, сочетаться друг с другом в зависимости от конкретной ситуации и тех задач, которые нам предстоит решать. В рамках нашего сегодняшнего разговора основной интерес представляет конструкция с оргуправлением и подверстанными к нему аналитическими и прожективными типами деятельности, а могут быть еще всякие другие варианты.

Теперь поговорим о консультировании. Оно выпадает из того ряда типов мышления и деятельности, о которых мы с вами говорили. Оно из какой-то другой оперы. Из какой? Не знаю. Это, несомненно, тоже обеспечивающая деятельность. Вообще говоря, любая деятельность может выступать в обеспечивающей функции, в частности, это может быть средством обеспечения оргуправленческой работы. Но кстати, вовсе не обязательно оргуправленческой, поскольку консультация может понадобиться и педагогу, и химику с одинаковым успехом.

Вроде бы консультирование приходится мыслить как восполнение некоторого интеллектуального дефицита по заказу того или иного заинтересованного лица. Понятно, что тематически и предметно консультирование может быть каким угодно. Может понадобиться консультация в области химической технологии, моторостроения, из сферы культурологии, или наоборот, из области проектирования, программирования, регионалистики и так далее.[2]

Качеровская. Консультирование относится к типам деятельности?

Рац. Похоже, что да. Но я бы не взялся сказать, что оно уже сложилось как определенный тип. Ясно, что это не предметная специальность. Это восполнение интеллектуального дефицита в отличие от восполнения знаниевого дефицита.

Литвинов. Может быть, консультирование – ситуативное восполнение профессиональности? …

(конец кассеты)

Литвинов. …Можно сказать, что это воспроизводство имеет технологический характер.

Рац. Красивый вариант. Похоже. Но у меня есть зловредная мысль: технологизация мыследеятельности превращает ее в нечто иное. Мыследеятельность не технологизируема в принципе. Как только она технологизируется, она становится на поток и превращается в деятельность, лишенную мыслительной компоненты. Мои основания следующие – я исхожу из соотнесения мыследеятельности и того, что в быту называется творческой деятельностью. А работу Пушкина или Микеланджело нельзя технологизировать. Если вы ее технологизируете, она превратится в работу писаря или работу каменотеса. Соответственно, из мыследеятельности превратится в замечательную общественно полезную деятельность, но это будет другое. Подвести под это теоретические основания я бы так, сходу, не взялся. Но вопрос, мне кажется, интересный и пригодный для серьезного размышления.

Литвинов. Есть ли (в контексте этого отрывка) оппозиция технологических и институциональных способов воспроизводства? Если мы уж заговорили про мышление и деятельность.

Рац. Похоже, что есть.

Гиенко. Сергей Иванович Котельников сейчас читает у нас лекции по технологиям. Он говорил, что в ММК ставился вопрос о технологизации мышления. И Сергей Иванович на своих лекциях делает попытку от технологизации деятельности постепенно перейти к технологизации мышления. В частности, на последней лекции он пытался изменить (!) стандартные (!) технологии (!) мышления, взамен них запустить другие. Он зарисовал на схеме: объект, знание, способы действия, исследование, узнавание, понимание и мышление. И начал загонять нас в мышление (по своей схеме). При этом я не понимаю, что мне делать с утверждением про писаря и Пушкина.

Рац. Угу. Действительно, это две принципиально разные позиции. Я думаю, что Вы сходу не поймете, что с этим делать, поскольку это содержательный конфликт. Георгий Петрович любил приводить цитату из одного датского лингвиста со странной фамилией Ульдаль (цитирую по памяти): "Мышление – как танцы лошадей: встречается столь же редко и занимает такое же место в жизни людей, как танцы – в жизни лошадей. Если кому-то мышление один раз удалось, то нет никаких гарантий, что удастся повторить еще раз". Это прямая оппозиция к идеям Сергея Ивановича. Если ему удастся построить технологию мышления, то ему можно будет поставить памятник при жизни. Я бы пожелал ему всяческих успехов, а потом с удовольствием попользовался.

Елисеева. На последней игре по гуманитарным технологиям проводилась мысль, что гуманитарные технологии второго порядка – так называемые "новые" – воспроизводят нечто такое, что, может быть, не впрямую повторяет, но замещает творческие, по-вашему, профессии. Это связано с рекламой, паблик рилейшнс, дизайном, СМИ, и проч. По смыслу они технологически замещают собой профессиональность.

Рац. На мой взгляд, существует глобальная тенденция интеллектуализации и эпистемологизации деятельности. То, что эмпирически фиксируется и многократно описано в публикациях, как рост количества специалистов с высшим образованием, белые воротнички, синие воротнички и прочее. Это все вторичные социальные эпифеномены глубинной тенденции интеллектуализации деятельности. То, о чем Вы сейчас говорите, есть ее прямое проявление.

Елисеева. То есть кое-что, что раньше принадлежало к профессиональной деятельности, переходит в специализацию, так?

Рац. Похоже. Я не случайно в начале говорил, что все это – процесс исторический. Шанин в своем докладе о профессионализме говорил о том, как формировалась профессия социального работника в англосаксонских странах на протяжении последних нескольких десятилетий. Она прямо на глазах зарождалась. Он примерно моего возраста или чуть постарше и все это эмпирически наблюдал. При этом он человек не сильно философского, но достаточно острого ума и четко фиксирующий по крайней мере то, что видно невооруженным взглядом.

Очень интересная тема – как в истории культуры одно в другое переходит. Возможно, что типы деятельности, постепенно технологизируясь и воспроизводясь по некоторым сложившимся матрицам, превращаются в специальности. Я вовсе не исключаю такого поворота дела. Многое из того, что раньше называлось свободными художествами, теперь стало вполне канонизированными специальностями. Здесь мы имеем дело с чем-то в этом роде. То есть происходит непрерывная артификация мышления, и в той мере, в которой оно не артифицируется, не рефлектируется, не перестраивает само себя, оно костенеет и обретает форму "интеллектуальной деятельности".

Интеллектуальная деятельность – это странная штука. Если ее соотносить с мыследеятельностью, это вроде что-то другое, но и не просто деятельность. Похоже, что как раз то, о чем Вы говорите.

Гиенко. Олег Генисаретский в сборнике "Иное" в статье "Культурно-антропологическая перспектива" как раз этот вопрос поднимает и в таком ключе его обсуждает.[3]

Рац. Я не читал.

Елисеева. Там похоже на выступление на Методологическом конгрессе в том же году, те же идеи. А на Конгрессе Вы были.

Рац. Был на всех, но не помню.

Я возвращаюсь к консультированию. Я бы различал различные режимы консультирования – идеальные типы по Максу Веберу. Надо различать задачный и проблемный режим консультирования, монологичный и диалогичный, разовое и систематическое консультирование… этот ряд можно продолжать до бесконечности. Оно может варьировать от выдачи справок до образования заказчика. В наших обстоятельствах, кстати, консультирование часто превращается в образование заказчика, так как в процессе обсуждения заказа выясняется, что заказчик сам не знает, чего хочет. И это типовая ситуация. Они, как правило, не самоопределены, и пространство мышления у них, как у лягушки.

Но при этом надо исходить из того, что заказчик всегда прав, если хотите иметь работу консультанта. Хоть и с лягушачьим мышлением. Здесь для консультанта возникает очень сложный морально-этический вопрос, очень часто и особенно в сфере политики – это вопрос о способах употребления того понимания или тех знаний, которые заказчик с вашей помощью в ходе консультирования обретает. У меня бывали такие случаи в жизни, когда я вынужден был отказываться от выгодной работы, когда не имел гарантии того, что результаты будут употреблены во благо, как я его понимаю. Но сейчас-то бывают случаи, когда говорят: "Это не ваше дело. Вы расскажите то-то и то-то, а что мы с этим будем делать – это наши проблемы". Я в таких случаях отказываюсь.

Если принять такого рода представления о консультировании, то оказывается, что аналитика может быть и часто является одним из основных предметов консультационной деятельности. Те же самые политики и управленцы часто обращаются с вопросами о том, как понимать происходящее. Или стандартные вопросы, известные по телевизору или по газетам – знаменитые опросы общественного мнения – кто что думает, в чью пользу складывается соотношение голосов и так далее.

Поговорим предметно об аналитических деятельностях.

Нарисую картинку, которая не претендует на то, чтобы быть схемой.

Я рисую условно прожектирование, исполнение и аналитические деятельности, обеспечивающие их, которые текут в режиме реального времени [три горизонтальные стрелки]. В ходе прожектирования выделяются те или иные этапы работ [вертикальные линии]. Например, формирование концепции реформ, формирование программы, построение стратегии реализации… Могут быть разные варианты, но это отдельная тема.

Мне важно, что есть особые точки, которые в естественном полагании (в науке) называются точками фуркации (когда речь идет о двух возможных вариантах – бифуркации), а в искусственном полагании оказываются точками выбора одного из многих возможных продолжений [точки пересечения горизонтальных стрелок и вертикальных линий].

Непрерывные аналитические деятельности, идущие параллельно прожектированию и исполнению, оформились в виде мониторинга и авторского надзора, что может мыслиться как две стороны одной медали, дальше я буду говорить об этом подробно.

А в особых точках имеют место два других типа аналитической деятельности – экспертиза и изыскания. Их тоже можно мыслить как две стороны одной медали. Если мы нарисуем некоторое условное начало отсчета, допустим, сегодняшний день, когда мы что-то замышляем и предполагаем совершать в нашей жизни, а то, что было раньше, нам тоже может быть интересно, то это прежнее является предметом исторической реконструкции и анализа, которые вовсе не есть история в том смысле, как говорят про науку – история [пунктир слева]. Это принципиально разные вещи.

Все это вместе может рассматриваться в рамке преобразовательной деятельности [угол справа] – управления, политики, предпринимательства – кому с чем приходится иметь дело.

Немного о каждом из аналитических занятий.

Мониторинг – система отслеживания того, что происходит в интересующей нас области, в естественном подходе. Фиксируется, что происходит независимо от нас.

Авторский надзор, в противоположность этому, осуществляется в искусственном полагании, из позиции автора осуществляемых преобразований. Это занятие, заметьте, принципиально противопоказанное советской системе и советской культуре. Про мониторинг было многое известно, даже книжки писали, например, про мониторинг окружающей среды. А авторский надзор существовал в покалеченных формах и только в сфере проектирования. У проектировщиков был авторский надзор за изготовление спроектированных машин, за строительством спроектированных сооружений. Это было квазиспециальное занятие, очень узкопрофессиональное, о котором большинство граждан просто не слышало. Поскольку сама идея авторства советской системе была противопоказана. В советской системе было такое мнение, мнение начальства, единственно верное учение, а автора не сильно предполагали.

В противоположность этому в рамках деятельностного подхода, если мы говорим об управлении, политике, предпринимательстве, преобразовании, – все это без авторства немыслимо. Недаром в США поправки к законам и сами законы, как правило, называются по именам соответствующих конгрессменов. Закон Тафта-Хартли и т.п. И это нормально.

А в нашем парламенте и сейчас все законы безымянные, никаких авторов нет. Откуда ноги растут – выяснить невозможно. В лучшем случае можно понять, какая фракция Думы внесла этот законопроект на рассмотрение. Но чтобы у нас был закон Явлинского или закон Жириновского – такого пока не наблюдается, и думаю, в ближайшее время не будет. И это одна из наших проблем.

В чем для меня смысл изысканий и экспертизы? Они связывают воедино все эти разные процессы. Все эти преобразования, метафорически выражаясь, можно представлять себе как многожильный кабель. Я нарисовал три линии, а можно нарисовать много. По каждой из этих линий осуществляются определенного рода занятия, и все они друг с другом связываются и зашнуровываются. Экспертиза и изыскания - способы зашнуровки разных занятий друг с другом. При этом изыскания всегда осуществляются в преддверии следующего шага преобразовательной деятельности, а экспертиза, наоборот, завершает некоторый шаг этой деятельности и призвана дать оценки и рекомендации по поводу уже сделанного.

Такова самая грубая картинка всего вместе. Если у вас на этом месте нет вопросов и замечаний, дальше мы будем более подробно обсуждать каждый тип занятий в отдельности.

Литвинов. Какому типу общества Вы приписываете такую деятельностную организацию? Понятно, что в сословном обществе такого не может быть.

Рац. Отлично. Это к вопросу, к которому нам периодически придется возвращаться – вопросу об историчности

У меня есть книжечка под названием "Политика развития", где эти вопросы обсуждаются, правда, в сильно обобщенном виде, поскольку больше там про политику. В ней содержится версия ответа на Ваш вопрос, которая состоит в том, что подобного рода организация характерна для открытого общества. Достаточно серьезный методолог и философ Поппер написал сочинение "Открытое общество и его враги".

Гиенко. А что Вы сами думаете по поводу Открытого общества?

Рац. Я много чего про него думаю. Есть целая брошюра на эту тему.

Гиенко. Я расшифровывал круглый стол с последней Попперовской конференции. Каждый выступавший высказывал свое мнение об идеях Поппера, и мнения очень разные.

Рац. Попробую ответить коротко. Если вас интересует этот предмет, вы можете найти эту брошюру.[4] У меня есть в электронном виде статья в развитие к брошюре, которая публикуется в "Вопросах философии" № 3, 1999.[5]

На мой взгляд, Поппер никакой концепции открытого общества не предложил, он предложил нечто большее – идею, которая больше в том смысле, что оставляет гораздо больше степеней свободы для тех, кому эта идея понравится или, наоборот, не понравится. Концепцию открытого общества надо еще разрабатывать. И это есть одна из самых актуальных проблем, которые сегодня перед человеческим родом стоят. Может быть, в первую очередь перед Россией. Хотя это звучит странно, но я склонен всерьез воспринимать рассуждения Сороса о том, что именно Россия может показать миру путь к открытому обществу, отправляясь от одного чисто житейского наблюдения Фазиля Искандера, который сказал, что люди склонны больше всего заботиться о том, чего у них нет. Голодный думает о еде, замерзший – о тепле. Соответственно, мы в России больше всего озабочены открытым обществом, которого у нас сроду не было и в обозримом будущем не предвидится (смех). Может быть, действительно в рефлексивно-мыслительном плане нам удастся в этом продвинуться дальше, чем американцам, у которых оно в первом приближении есть.

Я прежде всего мыслил бы открытое общество как идеальный тип в смысле Вебера. Открытое общество не может существовать, как феноменальная данность. Это во время холодной войны говорили, что на Западе открытое общество, тот же Поппер говорил, а на Востоке – закрытое общество, тоталитарное. Но это было хорошо для противостояния наших систем во время холодной войны. Теперь уже не стоит таким образом организовывать свои соображения по этому поводу. Итак, открытое общество прежде всего мыслится как идеальный тип, характеризующийся за отсутствием концепции набором характеристик.

1.                          Как это называется у Поппера и Сороса – "принцип погрешимости", признание права на ошибку. Никто не гарантирован от ошибок, и это надо учитывать. Это главная идея, которая лежит в основе будущей концепции открытого общества. Как писал Ницше, "истина есть одна из форм заблуждения". Похоже, что он был прав.

2.                          Как пишет Поппер, в основе открытого общества лежит господство критического мышления.

3.                          Верховенство права (в отличие от закона).

И так далее.

К чему это приводит в социокультурном плане? К триединству гражданского общества, правового государства и рыночного хозяйства. Гражданское общество и правовое государство – две стороны одной медали, одно без другого существовать не может. Рыночное хозяйство может существовать без них. Это нам Гитлер, Муссолини и Франко предметно продемонстрировали.

Эти три вещи вместе до сих пор формировали нечто, сильно напоминающее открытое общество. Очень может быть, что дальше возникнут другие социокультурные организованности, отвечающие идеальному типу открытого общества, но пока нам других история не предъявила.

Гиенко. Вы употребляете Поппера с Соросом через запятую. Это нормально?

Рац. Для меня нормально. Я считаю, что Сорос достаточно серьезный мыслитель помимо того, что миллиардер. Кроме того, со слов американских философов я знаю, что попперианство как таковое на Западе уже вышло из моды, Поппером никто всерьез не занимается, он ушел в историю. И единственный человек, который искусственно проталкивает это направление мысли, все время артифицирует интерес и внимание к идеям Поппера – это Сорос. Он, конечно, делает это в значительной степени с помощью денег, в особенности в Восточной Европе, но в большой мере и с помощью собственных интеллектуальных занятий. У него есть книжка "Советская система: к открытому обществу", изданная Госполитиздатом в 91 году. Помимо того, что он дает содержательный анализ российской ситуации, она интересна тем, что он там дает развернутое изложение своей рефлексивной теории истории, с помощью которой он заработал свои миллиарды, о чем он пишет в других книжках, в частности, в "Алхимии финансов". Это мне кажется очень правдоподобным, поскольку только на рефлексивных играх в наше время и можно заработать миллиарды за короткий промежуток времени.

В номере 1-2 "Вопросов методологии" за 92 год была наша с Карнозовой развернутая рецензия на эту книжку Сороса. Не столько рецензия, сколько соображения по поводу.

Но на этом я не могу остановиться, учитывая, что на последних чтениях памяти Георгия Петровича гардероб Института философии прервал нас на самом интересном месте (для меня). А именно на том месте, когда я пытался развернуть свои представления по поводу того, что открытое общество может быть выведено из представлений СМД-методологии как должное быть. Если бы методологи формировали общественное устройство, то они бы сформировали открытое общество. И тут-то как раз гардеробщики потребовали забирать пальто, и поэтому дискуссия не состоялась. Но основная мысль состояла в том, что открытое общество (в отличие от "свободного общества" П. Фейерабенда, где любые традиции имеют равный доступ к центрам власти) связано с двумя рамками: рамкой диалога и рамкой права, трактуемого как предельная рамка коммуникации в конфликтной ситуации. Вот я и думаю: дай методологам волю, так они бы построили открытое общество, хотя это вовсе не факт, поскольку далеко не все методологи, как известно эмпирически, согласились бы принять две означенные рамки, но это уж каждый строит себе такие рамки, которые считает нужным. [6]

Что бы я хотел рассказать вам про мониторинг, возвращаясь к нашим баранам. Вспоминая о своей профессиональной изыскательской деятельности, я могу рассказать вам с три короба о таких занятиях, которые именуются режимными наблюдениями, на которых, в частности, основан прогноз погоды. Например, существуют режимные наблюдения за гидрологическим режимом рек, они позволяют прогнозировать паводки, существуют режимные наблюдения за сейсмичностью, с помощью которых до сих пор еще не удается прогнозировать землетрясения, но попытки такие делаются, существуют вышеупомянутые режимные наблюдения за погодой. Но вместе с тем существуют режимные наблюдения за соблюдением прав человека, например, этим занимались Хельсинские группы в Советском Союзе и в странах Восточной Европы, существуют режимные наблюдения за продажей товаров, которые производит та или иная фирма и так далее и тому подобное.

К чему я это говорю? Режимные наблюдения – это еще не мониторинг, ровно так же, как это и не авторский надзор. Мониторингом они становятся тогда, когда приобретают соответствующий способ употребления, а именно начинают употребляться оргуправленцами для планирования и осуществления своей оргуправленческой деятельности. Когда и если результаты режимных наблюдений за чем угодно, где угодно, когда угодно становятся материалом, на котором оргуправленец принимает свои решения, тогда это можно мыслить как мониторинг, тогда эти режимные наблюдения становится мониторингом. Если они не включаются в рамки оргуправленческой деятельности, то они остаются теми же самыми режимными наблюдениями за чем угодно и где угодно, которые проводились давно в естествознании, где никакого разговора о мониторинге не было.

Это любопытно в связи с тем, что существует так называемая научная парадигма управления, которая основывается на знании якобы законов жизни управляемых систем, законов самой управленческой деятельности, одним словом, на всех тех идеях, которые присущи науке. Характерным примером интерпретации научного управления была кибернетика, понимаемая как наука об управлении, которая в этом качестве вроде бы свой век отжила. Но идеи научного управления свой век еще далеко не отжили, а напротив, по крайней мере у нас пока являются господствующими.

В противоположность научному управлению, управление, основанное на фактических наблюдениях за реакцией управляемой системы на воздействия оргуправленца, в частности, отслеживаемой с помощью систем мониторинга – это совершенно другая управленческая парадигма. Ну не знаем мы этих законов, а управляться с подведомственной системой так или иначе приходится. Почему-то получается, что Россия не подчиняется законам макроэкономики, о которых толкует Гайдар. Что делать? То ли Россия плохая – законы ведь научные, правильные. Либо парадигма управления плохая, и надо строить управление не столько на законах макроэкономики, сколько на наблюдениях за тем, что происходит в стране фактически. Это то, что интуитивно наше правительство пытается делать, но что у них не очень получается за отсутствием понятий, в частности, о мониторинге и обо всем остальном, о чем я буду говорить дальше.

Если речь идет о системах мониторинга, то прежде всего мы должны озаботиться системой употребления тех результатов наблюдений, которые мы можем получить, осуществляя режимные наблюдения.

Вторая компонента – системы наблюдения, отслеживания, которые могут быть разными в зависимости от предмета, который нас интересует.

Третья компонента – несмотря на все мои выпады в адрес науки, – система научных знаний, которая позволяет построить осмысленную картину того фрагмента реальности, которым мы хотим управлять. За чем наблюдать. Ответ на этот вопрос дает наука, поэтому она со счетов не списывается, а находит свое законное место внутри системы управления.[7] Законное, но локальное место. Науку надо поставить на место в прямом и в переносном смысле. В прямом – у нее есть определенное место, где она полезна и нужна, а в переносном смысле – она давно перестала играть роль замыкающего знания, и пора ограничить ее уже совершенно перешедшую рамки здравого смысла экспансию.

Я уже говорил, что мониторинг и авторский надзор для меня выступают, как две стороны одной медали. В оппозиции авторского надзора к мониторингу проясняется, что есть что.

Четыре функции авторского надзора.

1.                         Замыслы никогда не удается реализовать в первозданном виде. Они всегда деформируются и модифицируются в ходе реализации. Это печальное, хотя и естественное обстоятельство. "Хотели сделать как лучше, а получилось, как всегда". Никогда не получается так, как хотели в самом начале. Всегда что-то получается по-другому. Сохранение смысла и ориентации исходных замыслов (изначально задуманных преобразований) есть первая функция авторского надзора.

Литвинов. Это вопрос допустимых отклонений?

Рац. Да, но по поводу допустимых отклонений нужны критерии, какие допустимы, какие недопустимы. А вопрос о смысле или осмысленности – это вопрос принципиально не критериальный. Сохраняется смысл – мы это чувствуем кожей, безо всяких критериев. Либо российские реформы полезны нам с вами, либо мы начинаем дохнуть с голоду.

2.                         Вторая функция – коррекция своих действий по отслеживаемым результатам того, что сделали раньше.

Очень интересно: если бы Гайдара не выгнали через полгода после начала реформ в 1992 году, начал бы он корректировать свои исходные замыслы или нет. На этот вопрос даже сам Гайдар всерьез не ответит – поезд уже ушел. Но в принципе, обладай он рефлексией, должен был бы корректировать изначально задуманные реформы, видя, что они приводят к малоприятным и явно не прогнозировавшимся результатам.

Эта функция – то, что в кибернетике называется обратной связью.

3.                         Самая главная функция. Рефлексия и коррекция используемых нами методов и средств оргуправленческой и другой преобразовательной деятельности. Обратите внимание, это не коррекция действия – что было во втором пункте. Эта функция касается не действий, а методов и средств, с помощью которых мы осмысляем свои действия, онтологических картин, в том числе управляемого объекта, которые мы при этом используем, и т.п. Это рефлексия в узком и точном смысле слова – рефлексия методов и средств, которые задействуются в ходе управленческой работы.

У нас в стране этой функции нет. В головах у нашего высокого начальства план методов и средств отсутствует. Я имел случай в этом убедиться, работая с представителями Парламента и Администрации президента. Нет – пустое место. Как начинаешь говорить о методах и средствах, они перестают слышать.

4.                         Контроль исполнения задуманных и осуществляемых преобразований. Здесь мы сталкиваемся с одним вопросом в социокультурном и культурно-историческом аспекте. Существовал такой афоризм: "социализм – это контроль". В тоталитарной системе существует система власть – исполнение. Приказано – сделано, военизированная система. И действительно, в такой системе, как бы она ни называлась (социализм, национал-социализм, фашизм…) любой такой –изм – это контроль над исполнением приказа. И никакая рефлексия при этом не предполагается, так же, как и коррекция действий и методов. Это все от лукавого. Фюрер сказал – он знает.

Если ввести представление об авторском надзоре, то получается, что контроль нужен, но только на заключительном этапе реализации замыслов преобразований. Сначала разрабатываются концепции, программы, стратегии, все это обсуждается… Специально для этого случая существует демократия участия. В результате замысел модифицируется, и осуществляемые преобразования отличаются от первоначально задуманных. И только на последнем этапе, когда мы уже все поняли и осталось только припаять одну железку к другой, на этапе исполнения вступает в свое дело контроль. Здесь надо жестко контролировать, чтобы железку припаяли куда нужно и не задом наперед.

Этого как раз то, чего в нашей стране тоже нет. 75 лет говорили о контроле и необходимости исполнять принятые решения, и ни до чего не договорились. По этой причине у нас технологий нет, поскольку технология – прямой результат контролируемого исполнения принятых решений, в точности.

 

Байка про голубой кафель.

Я расскажу вам байку из бытовой действительности, которая проясняет тему технологий. Когда-то, еще при советской власти, я делал в квартире ремонт и купил кафель для ванны – голубой с белыми разводами. Его не хватило. Выяснилось это довольно быстро, я побежал в магазин стройматериалов (огромный магазин в Черкизове), показываю плитку для образца и говорю:

-                            - Мне еще 120 штук таких.

Продавец смотрит на меня квадратными глазами:

-                            Ты что, чокнутый? Они у нас кончились неделю назад.

-                            А когда в следующий раз будут?

-                            Никогда.

-                            Как – никогда? Вы же плиткой торгуете?

-                            А она каждый раз с другим рисунком.

-                            Ну дайте мне телефон фабрики.

Дали мне телефон фабрики, звоню туда, и главный инженер мне очень вежливо объясняет, что рисунок плитки у них каждый раз получается другой, они его не контролируют (смех). Поэтому сделать такую плитку, как я купил, никто уже не сможет. Это чрезвычайно поучительный пример российской технологии.

Кончилось тем, что я купил в тон голубой чешский кафель, и через десять лет, когда мне понадобилось заменить несколько плиток, я купил в точности такой чешский кафель. Это чешская технология.

Я могу с тем же ремонтом еще десять таких примеров привести. Купил подвесные панели для потолка в ванной, так как соседи сверху все время заливают. Купил импортные панели. Их поставили, и выяснилось, что ванна в плане имеет не прямоугольную форму, как можно было предполагать, а форму, не имеющую геометрической аналогии. Оно никак не называется, это неправильная фигура (смех). И в любом советском доме будет то же самое: это мне уже мастера объяснили, которые панели ставили.